Взять, например, наших эмигрантских философов. Вообще говоря, «философский пароход» был акцией высокого гуманизма, поскольку если бы все эти люди остались здесь, их либо расстреляли, либо посадили, но так или иначе их интеллектуальная деятельность была бы прервана. А за границей они смогли предложить интересные и полезные для нас сейчас идеи. И вот, скажем, были такие люди, как Струве, Ильин или (из более поздней волны эмиграции) Солоневич. Которых сейчас всячески восхваляют и делают чуть ли не официальными идеологами РФ. Это люди, которые в 30-е гг. и позже, в ходе холодной войны, прямо действовали на стороне геополитического противника, шельмуя советский строй и ведя антисоветскую пропаганду среди эмигрантов.
Можно ли их считать националистами? По-моему, нет, и работа на внешнего противника не оправдана никакой идеологией. Нормальный подход: «мне не нравится большевизм, но это та сила, которая находится у власти в моей стране, которая ведёт её от победы к победе, которую поддерживает народ».
(Но некоторые современные идеологи распространяют этот подход и на существующую в современной России власть. Типа «новая смена вех» и т.д. Что абсолютно некорректно, поскольку нынешняя власть не является «внутренней» властью, пусть даже и самой плохой, а является частью «мирового порядка», его «региональным представительством». Геополитически она для России абсолютно убийственна, и поддерживать её последовательный националист, разумеется, не может.)
Вот, но при этом эмиграция – это только очень незначительный срез общества, оторванный от своей страны. То есть историю эмиграции изучать, конечно, надо, но ни в коем случае не ставить её на одну доску с историей того общества, которое осталось «на этом берегу».
Успешный режим – тот, которому удалось максимально объединить народ вокруг своих ценностей (и в этом отношении сталинский режим, конечно, был одним из наиболее успешных, если судить по результатам). Соответственно, и национализм (в указанном смысле) в этом обществе получает максимальное развитие. Внутренние противники, конечно, остаются, но их силы слишком незначительны, и они не могут противостоять созидательной деятельности. В идеале – и не хотят противостоять, а становятся лояльными гражданами и выступают со своей программой только в условиях краха или хотя бы кризиса этого режима. После чего события могут развиваться в двух направлениях: либо режим преодолевает кризис, и развитие продолжается на прежней идейной основе, либо (как в 1917 и 1991) всё заканчивается крахом. Но в 17-м нашлось кому «подхватить знамя», а в 91-м нет…
То есть я имею в виду, что нужен какой-то «запасной идеологический аэродром» на случай краха. У Российской империи он обнаружился в лице большевиков, а у Советского Союза – увы.